«Политическая экономия, преподававшаяся в советских вузах, в ее
официальной версии благополучно обходилась без каких бы то ни было теорий
потребления и спроса. Проблемы
потребительского выбора, поведения покупателей, их реакции на изменения цен и
доходов вообще не входили в круг ее интересов. Известное положение о примате
производства на деле означало табу на теоретическое изучение его конечных
целей (результатов).
Естественно, что в
ней не было места и для понятия полезности (желаемости), как не было места в
жизни для "самостоятельности хотенья". Под потребительной
стоимостью понималась прежде всего сама вещь, хотя и вместе с ее полезными
свойствами. Возможность сравнимости разнородных потребительных стоимостей не
признавалась, а однородных существенно ограничивалась. "Теория трудовой
стоимости К. Маркса, - писал один из высокопоставленных профессионалов в этой
области, - признает по существу только две оценки полезности однородных благ:
"есть", "нет"".[1]
Таким образом, на
теоретическом уровне отрицалась способность человека самостоятельно судить о
степени удовлетворения своих потребностей, уровне своего благосостояния,
выбирать наиболее предпочтительную структуру потребления, разумно реагировать
на внешние сигналы - цены, доходы, наличие (отсутствие) в продаже тех или
иных товаров. Обыкновенному человеку с его повседневными проблемами не было
места в политической экономии, обслуживающей идеологические нужды Государства
Левиафана.
Конечно, такая политическая экономия была не столько наукой, сколько
учением, элементом официальной идеологии, одной из составных частей
марксизма-ленинизма (вместе с философией и научным коммунизмом).
Все же научный ее статус не висел в воздухе. Он поддерживался авторитетом трудовой теории стоимости К. Маркса, в
основе которой лежит претендующее на открытие положение о двойственном
характере труда. Маркс различал в труде конкретный, специфизированный труд в
какой-либо полезной форме (труд пекаря, сапожника, портного и т.п.),
создающий конкретные потребительные стоимости, и абстрактный, всеобщий труд,
как затраты человеческой рабочей силы в физиологическом смысле слова,
созидающий или образующий стоимость (ценность) товаров.
Именно в этом видели экономисты-марксисты главный вклад К. Маркса в
трудовую теорию стоимости — "открыть и проанализировать двойственный характер
труда, создающего товар. Это открытие имеет решающее значение для
политэкономии".[2] Истоки этого
открытия мы сейчас и рассмотрим.
В 1903 г. в Париже вышла работа X. Корнеллнесена,
посвященная критическому анализу некоторых версий теории ценности. Сославшись
на §§63 и 196 "Философии права" Гегеля, Корнеллиссен делает
следующий вывод: "Маркс же старается тем же диалектическим методом и
почти в тех же выражениях, как и его учитель, убедить нас в том, что в
процессе обмена абстрагируются не только от специфической полезности товаров,
но и от их потребительной ценности вообще. Маркс дает нам здесь теорию,
ложность которой бросается в глаза".[3] В русской
экономической литературе эти слова Корнеллиссена затерялись в одном из
многочисленных пространных подстрочных примечаний в книге А. Д. Билимовича,
вышедшей буквально накануне революции.[4]
Происхождение
концепции двойственного характера труда, как и всей трудовой теории стоимости
Маркса, нетрудно обнаружить, прочитав соответствующие фрагменты гегелевской
"Философии права".
«Потребляемая вещь единична в потреблении, определена по качеству и
количеству и находится в соотношении с специфической потребностью. Но ее
специфическая годность, как определенная количественно, сравнима с другими
вещами той же годности, равно как и специфическая потребность,
удовлетворением которой она служит, есть вместе с тем потребность вообще и в качестве
таковой может быть сравнена по своей особенности с другими потребностями;
соответственно этому также и вещь становится сравнимой с другими вещами,
которые удовлетворяют другим потребностям. Эта ее всеобщность, простая
определенность которой проистекает из частного характера вещи, но так, что
вместе с тем абстрагируются от ее специфического качества, есть ценность
вещи, в которой ее истинная субстанциальность определена и есть предмет
сознания. В качестве полного собственника вещи я - собственник как ее
ценности, так и ее потребления...
Прибавление. Качественное исчезает здесь в форме количественного. А
именно, говоря о потребности, я указываю титул, под который можно подводить
самые разнообразные вещи, и то, что есть общего в них, является основанием
того, что я их теперь могу измерять. Мысль здесь, следовательно, движется от
специфического качества вещи к безразличию этой определенности,
следовательно, к количеству...
Опосредствование изготовления и приобретения соответственных распавшимся
на частности потребностям столь же распавшихся на частности средств есть
труд, который специфизирует для этих многообразных целей непосредственно
доставляемый природой материал с помощью многообразных процессов. Это
формирование сообщает теперь средству ценность и его целесообразность, так
что человек в своем потреблении имеет отношение преимущественно к
произведениям людей и он потребляет именно такие человеческие
усилия".[5]
Таким образом, Гегель различает в годности (Nutzen) две стороны - специфическую годность, удовлетворяющую
специфическую же потребность, и абстрактную годность, служащую удовлетворению
потребности вообще, т.е. абстрактной потребности. И именно эта
"всеобщность и есть ценность вещи". Двойственный характер труда у
Маркса есть не более чем зеркальное отражение двойственного характера
потребности у Гегеля.
Поразительно сходство геометрических примеров, к которым обращаются
учитель и ученик для иллюстрации сведения количественных различий товаров к
качественной однородности. Только если Гегель использует для такого примера
образы криволинейных фигур,[6] то Маркс
предпочитает прямолинейные.[7]
Сравнивая теории учителя и ученика, нужно иметь в виду следующее. На
протяжении веков теория ценности разрабатывалась в рамках некоего общего, еще
не дифференцированного знания. Философы, богословы, правоведы и моралисты, а
именно они были авторами первых экономических доктрин, стремились найти некую
эмпирически не наблюдаемую сущность, субстанцию, первооснову товарных цен.
Эту первооснову называли справедливой ценой (justum pretium - лат.), внутренней
(intrinsic - лат.) или
естественной (naturale - лат.) ценностью
вещей. В русле этих поисков лежит и гипотеза о «застывшем» или
«овеществленном в товаре» труде как субстанции ценности.
Хотя в ходе этих поисков и было рождено немало замечательных идей,
оказавших влияние на становление и развитие экономической науки как
обособившейся области знания, объяснить реальное явление цены посредством
"отклонения" цен от некой метафизической субстанции не удалось.[…]»
«Вклад
Гегеля в политическую экономию весьма велик, но этот вопрос никогда ранее не
обсуждался. Действительно, в СССР все лавры были отданы К.Марксу и В.И.
Ленину, хотя постепенно их исследования и выводы были искажены (см. п.
«Искажения политэкономии при построении СССР»), а на западе политическая
экономия не поощряется, так как вскрывает звериную, антисоциальную сущность
капитализма* (там в вузах преподаются экономическая наука, экономикс и т.п.,
скрывающие негативность и противоречия капитализма, как, впрочем, и суть
самой экономики).
Необходимо сказать, что в своих работах Гегель определенное внимание уделял
изучению труда, предпринимательства и процесса развития капитализма. Его даже
(правда, бездоказательно) называли защитником капитализма (хотя и защитником
монархии тоже)**. Т. Рокмор так написал: «Гегель жил и творил после
Промышленной революции и прекрасно знал о ней. В «Философии права» он
намечает в общих чертах историческую концепцию современного индустриального
общества, включая его экономические основания в знаменитой «Системе
потребностей» (п. 189–206)» [Рокмор Т. Об открытии Маркса после марксизма /
Вопросы философии. 2000. № 4. С. 34].
Гегель первым обосновал общественные
сущность и необходимость политической экономии. Он так написал о ней в своем
труде «Философия права»: «Все, что кажется рассеянным и лишенным мысли,
удерживается необходимостью, которая сама собой выступает. Обнаружение этой
необходимости – задача политической экономии, науки, которая делает честь
мысли, так как она отыскивает законы, действующие в массе случайностей»
[Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990, с. 234-235].
Недаром К. Маркс в своих
«Философско-экономических рукописях 1844 г.» отметил, что «Гегель стоит на
точке зрения современной (начала XIX в. – ПРИМ.) политической экономии» [Маркс К., Энгельс
Ф. Соч. - 2-е изд. Т. 42. С. 159].
Указанная Т. Рокмором «Система
потребностей» (в труде «Философия права») существенна для анализа многих
политэкономических категорий,
например, абстрактного труда, а с учетом книги Гегеля «Феноменология духа» возможна
идентификация и конкретного труда (в смысле соотношения единичного и
всеобщего). Иными словами, на основе гегелевской философии можно дать четкое
определение абстрактного труда, а в отношении к нему – конкретного труда (что
не было сделано даже К.Марсом в его «Капитале»), т.е. Гегелем были определены
диалектико-философские методы определения одних из основных категорий
политической экономии.
При этом Гегель раньше К. Маркса
определил категориальность абстрактного труда (что использовано было К.
Марксом в первой главе первого тома «Капитала», но без ссылок на Гегеля),
товарного фетишизма и др.
Необходимо отметить, что Гегель первый
показал то, что рабочий продает свою рабочую силу, а не труд, а также сделал
из этого важнейшие для общественного развития выводы. «Отдельные продукты
моего особенного, физического и духовного умения, а также возможной
деятельности и ограниченное во времени потребление их, я могу отчуждать
другому, так как они вследствие этого ограничения получают внешнее отношение
к моей тотальности и всеобщности. Отчуждением посредством работы всего моего
конкретного времени (конкретного труда. – ПРИМ.) и тотальности моей продукции
я сделал бы собственностью другого их субстанциальность, мою всеобщую
деятельность и действительность, мою личность» (недаром К. Маркс определил
капитализм как наемное рабство. – ПРИМ.) [Гегель Г.В.Ф. Философия права. М.,
1990, с. 123].
Именно труд, как пишет Гегель, образует
[Гегель Г.В.Ф. Соч. М.–Л. Т. 4. С. 105]. Необходимо особо выделить тот факт,
что, согласно Гегелю, именно труд является источником движения (развития)
общества. Именно с трудом связан прогресс общества. И при этом следует
подчеркнуть, что указанные утверждения гораздо «сильнее» утверждений ряда
политэкономов (например, У. Петти и А. Смита) о том, что труд – источник
богатства.
Труд, по Гегелю, завершает создание при
капитализме общественного мира как отчужденной от человека и господствующей
над ним действительности. Благодаря своекорыстной личной деятельности
индивида возникает нечто общее, властвующее над отдельным человеком, что и
определяет противоречие и негативы «мощи всеобщности, о которую разбивается
индивидуальность». При капитализме общественные отношения людей выступают в
искаженном виде, ибо продукты его деятельности, продукты деятельности
общества образуют чуждые человеку силы. При этом эти чуждые силы «живут»
обособленно от людей, живут своей собственной жизнью и властвуют над людьми.
Гегель, а не К.Маркс, определил факторы
опредмечивания, т.е. процесса превращения духовных способностей человека
(абстрактный труд) в предметы, и распредмечивания, дающего понимание того,
что предметы являются отчужденными продуктами человеческой деятельности.
Поэтому проблема отчуждения в «Феноменологии духа» в определенном смысле
совпадает и с проблемой труда. Это положение становится принципиальным, так
как богатство выступает как отчуждение и материализация чувственных сил
человека, т.е. как результат овеществления труда. При этом существенными
оказываются два аспекта. Первый заключается в «трудовой» стороне
овеществления. Второй аспект заключается в том, что история выступает в
определенном смысле как результат отчуждения человеческой деятельности, что
является принципиальным при анализе, как развития исторического процесса, так
и решения конкретных текущих задач (что не учитывается науками).
Таким образом, именно Гегель, а не
К.Маркс, первым доказал, что при капитализме труд завершает создание
отчужденной от человека и властвующей над ним реальности, что становится
основой многих негативных и антисоциальных явлений.
Надо отметить, что Гегель
раньше К. Маркса определил ряд важных характеристик капиталистических способа
производства и развития, в частности, следующие два положения (курсив наш. –
ПРИМ.) [Гегель Г.В.Ф. Философия права. – М., 1990. С. 456]:
- «Чем больше капитал, тем
больше расширяются с его помощью предприятия, и тем меньшей прибылью может
удовлетворяться владелец капитала».
- «При росте бедности
капиталист находит много людей, согласных работать за ничтожное
вознаграждение; тем самым его прибыль растет, а это ведет к тому, что те, кто
владеет меньшим капиталом, пополняют ряды бедняков. (Вопрос лишь в том, как
справиться с бедностью.)»
Определенные Гегелем положения соответствуют
исследованным К. Марксом закону о тенденции нормы прибыли к понижению и
всеобщему закону капиталистического накопления, в том числе процессу
поглощения малых капиталов большими. (Указанные тенденции капиталистического
способа производства и развития К. Маркс в «Капитале» научно обосновал и
подробно рассмотрел на основе анализа производственных отношений.)
Таким образом, Гегель раньше К. Маркса
определил ряд основных законов капитализма.
Но, главное, Гегель первым
диалектически обосновал природную негативность капитализма: изображению
соответствующего общества, основанного на своекорыстной деятельности, в
котором труд создает мир, как отчужденную от человека и властвующую над ним
реальность, и в котором «…вообще нет места ни для возвеличения, ни для
жалобы, ни для раскаяния» (курсив Гегеля. – ПРИМ.) [Гегель Г.В.Ф. Соч. М.–Л.,
т. 4, с. 214], посвящен п. «Духовное животное царство и обман или сама суть
дела» труда «Феноменология духа»***.
Гегель вскрыл ряд противоречий
капитализма.»
|